То в одной, то в другой стране мира вспыхивают «протесты поколения Z». Чего они могут добиться, а чего — не могут?

10 октября 2025 в 1760077620
Луис Барручо, Тесса ВонгBBC News Русская служба

От Марокко до Мадагаскара, от Парагвая до Перу волна молодежных протестов охватывает мир. Представители поколения Z, люди от 13 до 28 лет, выражают свое недовольство действующими властями и требуют перемен, пишет Би-би-си.

Помимо относительной молодости участников, объединяет эти движения и то, что они возникают и подпитываются социальными сетями. Однако эксперты предупреждают, что именно это может стать причиной их краха.

Протесты из-за перебоев с электричеством и водой привели к падению правительства на Мадагаскаре. Демонстрации против коррупции и непотизма привели к отставке премьер-министра в Непале.

В Перу толпы молодых людей вместе с водителями автобусов и такси маршируют к зданию конгресса, выражая гнев по поводу коррупционных скандалов и растущей нестабильности.

В Индонезии внештатные работники протестуют против сокращения социальных выплат.
А в Марокко проходят крупнейшие за последние годы антиправительственные митинги. Протестующие требуют улучшения системы здравоохранения и образования, осуждая многомиллиардные расходы на строительство стадионов к чемпионату мира.

Во всех этих протестных движениях социальные сети играли центральную роль. Они служат площадкой для рассказа историй, выражения солидарности, координации действий и обмена опытом между странами.

Однако, как отмечает Джанджира Сомбатпунсири из Германского института глобальных и региональных исследований, это лишь последние из «15-летней волны протестов, возглавляемых молодежью и формируемых цифровой связью».

Эта волна включает Арабскую весну 2010−2011 годов, движение «Захвати Уолл-стрит» 2011 года, движение «Индиньядос» против мер жесткой экономии в Испании (2011−2012), а также продемократические демонстрации в Таиланде (2020−2021), Шри-Ланке (2022) и Бангладеш (2024).

«Коррупция становится осязаемой»

Стивен Фелдстайн, старший эксперт американского аналитического центра Фонд Карнеги за международный мир, прослеживает это явление еще дальше, начиная с ключевой роли СМС во Второй народной революции 2001 года на Филиппинах.

«Молодежь, использующая технологии для организации массовых движений, явление далеко не новое», - отмечает он.

Однако разница сейчас заключается в уровне развития технологий: повсеместное использование смартфонов, соцсетей, мессенджеров и, в последнее время, искусственного интеллекта значительно упростило процесс мобилизации людей.

«Это то, с чем они [поколение Z] выросли. Так они общаются, - говорит Фелдстайн. - То, как это поколение самоорганизуется, - это естественное проявление».

Фотографии и посты сегодня распространяются дальше и быстрее, чем раньше, усиливая как гнев, так и солидарность.

Афина Чаранн Престо, социолог из Австралийского национального университета, говорит, что «социальные сети превратили то, что может выглядеть как пост о стиле жизни, в политические свидетельства и, во многих случаях, в призыв к действию».

«Коррупция часто кажется абстрактной, когда о ней говорят в отчетах или судах, но когда люди видят ее на экранах на своих устройств, она становится осязаемой. - продолжает она. - При виде особняков, спортивных автомобилей и пакетов из дорогих бутиков разрыв между привилегиями элиты и повседневными трудностями обычных людей воспринимается как личное оскорбление, а структурное и абстрактное понятие коррупции раскладывается на наглядные компоненты».

Именно это произошло в Непале в сентябре, когда протесты вспыхнули после публикации в Instagram фотографии сына политика, позирующего рядом с рождественской елкой, сделанной из коробок люксовых брендов. Аналогичная ситуация произошла и на Филиппинах.

«Как и в Непале, это вызвало отклик у филиппинской молодежи, потому что наглядно показало то, что они и так знали, - политическая элита живет в роскоши, - говорит Престо. - А в случае с Филиппинами эта роскошь напрямую обеспечивается тем, что политики воруют средства, предназначенные для проектов по борьбе с наводнениями, в которых все чаще тонут филиппинцы».

Социальные сети также сделали возможным обмен протестными тактиками через границы.

Хэштег MilkTeaAlliance, паназиатская продемократическая сеть, возникшая в результате протестов в Гонконге в 2019 году, стал точкой сбора для активистов в Мьянме (прежде известной как Бирма), Таиланде и за их пределами.

Таиландские протестующие, например, заимствовали гонконгскую стратегию «будь как вода». Они объявляли о митингах, а затем в последний момент меняли их место через каналы в телеграме, сбивая с толку полицейские кордоны.

«Эта тактика помогала гражданам избегать слежки и арестов», - говорит Сомбатпунсири.

Палка о двух концах

По мере распространения онлайн-диссидентства многие авторитарные режимы ответили цензурой и силовым подавлением.

Но эксперты предупреждают, что такие репрессии часто дают обратный эффект, провоцируя еще более массовые выступления, особенно когда кадры насилия со стороны государства, попавшие в прямой эфир, вызывают волну общественного гнева.

Репрессии в Бангладеш в 2024 году - яркий тому пример. Правительство партии «Авами Лиг» отключило интернет, арестовало диссидентов по Закону о цифровой безопасности и открыло огонь по студенческим активистам.

Однако один кадр, на котором был запечатлен застреленный полицией студент Абу Саед, превратил его в мученика и вызвал новые волны протестов на улицах.

Похожие сценарии разворачивались в Шри-Ланке, Индонезии и Непале, где убийства демонстрантов вызывали возмущение, приводили к ужесточению требований и в некоторых случаях к свержению правительств.

Хотя социальные сети усиливают протестные движения, одновременно они делают их более подверженными фрагментации и уязвимыми для репрессий.

Отсутствие лидеров обеспечивает «гибкость и ощущение равенства», говорит Сомбатпунсири. При этом, говорит она, это может сделать группы уязвимыми к внедрению агентов правящего режима, насилию или изменению повестки.

В Таиланде, где сохраняется монархия, онлайн-дебаты раскололи продемократическое движение 2020 года. Появление хэштегов вроде RepublicOfThailand и постов с коммунистической символикой оттолкнуло потенциальных союзников. В Непале и Бангладеш слабо организованные демонстрации время от времени перерастали в насилие.

Тем временем исследования показывают, что режимы начинают использовать цифровые технологии против активистов.

«С момента Арабской весны режимы внедрили системы надзора на основе ИИ, усилили цензуру и приняли репрессивные законы, вынуждая активистов действовать в условиях постоянного риска», - говорит Сомбатпунсири.

Эксперты также обсуждают долгосрочные последствия протестов, организованных через социальные сети.

Согласно исследованию Гарвардского университета 2020 года, в 80-х и 90-х годах 65% мирных протестов были успешными, но в период с 2010 по 2019 год этот показатель снизился до 34%.

«Даже когда массовые движения приводят к смене правительств или режимов, долгосрочные преобразования совсем не гарантированы», - говорит Сомбатпунсири.

«Протесты могут перерасти в гражданские войны, как это произошло в Сирии, Мьянме и Йемене, побуждая соперничающие фракции к борьбе за власть. Или же автократы могут вернуться и укрепить свое влияние, как в Египте, Тунисе и Сербии, если реформы не смогли разрушить устоявшиеся структуры прежних режимов».

Больше, чем просто хэштеги

«По своей сути [социальные сети] не предназначены для долгосрочных перемен. - говорит Фельдстайн - Вы полагаетесь на алгоритмы, возмущение и хэштеги, чтобы поддерживать движение».

«Перемены требуют, чтобы люди нашли способ перейти от разрозненного онлайн-движения к движению с долгосрочным видением, со связями как в цифровом, так и в физическом пространстве», - добавляет он.

Эксперты подчеркивают необходимость «гибридных стратегий».

«Эти стратегии должны сочетать онлайн-активизм с традиционными формами протеста, такими как забастовки и митинги, - говорит Сомбатпунсири. - Не менее важны широкие альянсы, укрепляющие сотрудничество между гражданским обществом, политическими партиями, институциональными структурами и онлайн-движениями».